Arcānum |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Дата и время: 23 июня 2017 года, пятница. Вечер (довольно прохладный).
Место: последние этажи восточной башни отеля Loews Regency [вид].
Участники: высокопоставленные сотрудники Арканума, арбитры и гости.
Краткое описание: традиционный ежегодный вечер сбора средств Арканума Сан-Франциско.
В моменты, подобные этому, Эдгар чувствует себя тяжеловесом в нокдауне, у которого третьей точкой опоры оказалась не рука, а физиономия. На него и смотрят-то практически также, как на боксера, кое-как поднявшегося во время отсчета: сумеет продолжить или вот-вот рухнет? Разница заключается в том, что за его плечами — отнюдь не чемпионская гордость с парой-тройкой недовольных спонсоров. Вместо спортивного азарта сверху придавливает ответственностью: за коллегию, да и за весь чертов город, любезно подставленный под удар стараниями капризных мудаков из совета.
Претенциозная выходка вампира — скорее пощечина, нежели удар, но злит безмерно. Эдгар подумывает заявиться к ублюдку лично и, по чистой случайности сломав ему треть костей, притащить в пункт регистрации; эта идея, поначалу безумная, с каждым днем приобретает все больше непостижимого очарования. Требуется сознательное усилие, чтобы перестать представлять заманчивую картину и сосредоточиться на грядущем вечере: он в десятый раз перепроверяет все приготовления и, убедившись, что никто из организаторов раута не допустил ни малейшего просчета, немного успокаивается.
Просторный зал декорирован светлым шелком и розами в тон. Очаровательная блондинка модельных параметров улыбается Эдгару чуть заторможенной улыбкой и расправляет плечи. Остальные — не меньше десятка, и похожие на нее, будто сестры, — занимают свои места, готовые встречать гостей, избавлять их от верхней одежды и подносить напитки. При необходимости, служить этими самыми напитками: потчевать лояльных коллегии вампиров одной лишь донорской кровью в планы Эдгара не входит.
Он слышит тяжелый мертвый запах еще до того, как замечает Соль — те ее части, точнее, что не скрыты охапкой свежайших белых лилий1. Букет, достойный королевы, Эдгар в руки так и не принимает; отшатывается, не скрывая злости, и выхватывает лишь карточку с тиснеными серебристыми буквами. Всесторонне изысканные поздравления подписаны скромной монограммой IM; пользуясь тем, что до появления гостей остается порядка десяти минут, он наклоняется к растерянной секретарше и, улыбнувшись, говорит:
— Я хочу, чтобы ты сожгла это дерьмо где-нибудь прямо сейчас.
Только после этого Эдгару становится чуть легче.
К прибытию первых приглашенных он успевает стереть с лица остатки раздражения и беспокойства; улыбается открыто и заразительно, держится со спокойной уверенностью и ни единым жестом не выдает нарастающее где-то под ребрами желание свернуть Моргану шею, предварительно запихав в глотку пару-тройку бутонов из его же оранжереи. Ни к чему не обязывающее мелкое воздействие провоцирует гостей разве что лишний раз посмотреть в его сторону; почувствовать легкую симпатию и искренне улыбнуться — Эдгар без труда удерживается в рамках, не позволяя себе ничего, что можно было бы счесть бестактным вмешательством.
Одинаковые официантки, замороченные куда более серьезной магией, с готовностью подносят гостям игристое вино. Кое-кому, впрочем, он предпочитает предложить бокал лично.
1 британский светский этикет запрещает посылать хозяевам вечера белые лилии, если, конечно, поводом для сбора не являются чьи-то похороны.
В бетонных стенах ультрасовременного лофта в стиле индастриал кнопочный телефон устаревшей модели смотрится как минимум забавно; на истовую вибрацию по поверхности стеклянной столешницы немедленно реагирует бородатый парень в разношенном худи, на груди которого красуется эмблема Дартмутского университета.
Наполненная до краёв ванна громоздится посреди гостиной зоны, прямо напротив панорамного окна; из подрагивающего вороха пены над поверхностью виднеется только белокурая голова, и озадаченный паренёк упирается неосмысленным взглядом прямо в затылок своей госпожи, к которому прилипли несколько влажных, выбившихся из высокой причёски, прядей.
— Миледи, - негромко сообщает он о своём присутствии и, кажется, почти не удивляется тому, что говорит, – Вам звонят.
Простенькая монофоническая мелодия гулким эхом отдаётся в ушах Эме и кажется ей похоронным маршем – ещё бы, для той, кому довелось гнить за решёткой последние сто с лишним лет, слова «нокиа» и «рингтон» значат ничтожно мало. Тонкая рука в решительном марш броске взмывает вверх из-под пенного покрывала и в требовательном жесте растопыривает наманикюренные кроваво-красным длинные пальцы:
— Давай сюда, – прикладывает «чёрную коробочку» к уху после небольшого промедления, — Да я бы не против забыть, но мне ведь быстро напомнят, так? - мрачно отвечает Эме на лаконичное и весьма информативное приветствие, наконец разжав сомкнутые траурной лентой губы, — Понятнее некуда. Я буду готова к половине седьмого, - со звучным шлепком она возвращает аппарат в руку находящегося под внушением паренька и плавно погружается под воду с головой.
Эме свято верит, что происходящее – рандомное стечение обстоятельств, занятная случайность: её досрочное освобождение, спешный отъезд в Сан Франциско, документы и пара кредиток на имя Анхарад Ллевелин, которые сопровождающий вручает ей в бумажном пакете на выходе из аэропорта.
— Никакого подвоха. Просто возобнови общение, – следует ответ, когда Эме скептически щурится: возобновлять общение с Эдгаром Драйденом она хочет примерно так же, как Титаник хочет повторно столкнуться с айсбергом, и, как можно догадаться, Эме волнует отнюдь не количество возможных жертв.
Около пяти пополудни водитель доставляет наряд и украшения: струящаяся ткань, проложенная бархатистой на ощупь бумагой и упакованная в изящную коробку, на крышке которой золотым тиснением значится название известной в штатах сети универмагов.
— Это комбинация? – с лёгким недоумением интересуется Эме, стоя напротив огромного зеркала в пол и прикладывая тряпку к себе то так, то эдак.
— Это Salvatore Ferragamo, – откликается с дивана девчонка лет двадцати от роду и рассеянно касается кончиками пальцев наскоро залепленного пластырем пореза на шее.
По нескромным меркам вампирской вечности спутник Эме достаточно молод; его лексикон складывается из вереницы абсолютно непонятных для неё слов (лизинг, стартап, овердрафт и им подобных), а когда он пытается объяснить, каким образом ему удаётся сколотить многомиллионное состояние, в ответ получает лишь скучающий зевок.
— Хотите подкрепиться, Анхарад? - желая замять затянувшуюся паузу, он достаёт из небольшого холодильника, ловко приспособленного в углу лимузина, пару пакетов с донорской кровью и протягивает один из них своей спутнице.
— Благодарю, но я предпочитаю питаться из живых сосудов. Пару часов назад едва удержалась, чтобы не выбрать парочку досуха, – вежливо объясняет она и улыбается той самой жуткой улыбкой, которая напоминает Грэму, что сидящая рядом с ним барышня кое-чем отличается от эскортниц, обычно сопровождающих его на подобные вечера: например, для убийства ей вовсе не нужна какая бы то ни было причина.
Анхарад вспоминает, что месяц назад за пакет донорской крови она действительно убила бы не глядя - свернула бы шею одним точным движением кому угодно, хоть бы и этому миловидному юноше, который является её кавалером сегодняшним вечером. Она прекрасно помнит, что месяц назад её месячный рацион как раз и составлял несколько пакетов этой самой крови – литр, может быть, немногим больше – сколько необходимо вампиру, чтобы не сдохнуть, а успешно балансировать на грани исступлённого голода и тихого сумасшествия. Анхарад помнит – и её ощутимо передёргивает, а обнажённые плечи покрываются мурашками.
— Тут свежо, – замечает Грэм, помогая ей раздеться и передавая верхнюю одежду учтивым девушкам идентичной наружности, — Вы бы не были так любезны проводить мою даму к уборным?
Фигуру Эдгара в равномерно размазанной по просторному залу толпе взгляд Анхарад цепляет сразу; игнорируя пульсирующую где-то на подкорке подсказку «не подходить», она весьма целенаправленно движется именно в ту сторону, а, поравнявшись, берёт под руку своего спутника и с большим вниманием ждёт окончания его монолога о каких-то инвестициях.
— Мистер Драйден, восхитительный вечер, примите мои искренние комплименты, – весьма обаятельно скалится Анхарад, а когда Грэм чопорно представляет её, закатывает глаза и одними губами выдыхает: — Downer 1 .
1 - (румынский) зануда.
Публика, как и всегда, выглядит крайне разношерстной. Миловидная рыжеволосая вампирша — случайная спутница одного из давних спонсоров коллегии, — не скрывает своей радости, активно крутит головой по сторонам; светящееся личико почти компенсирует неудачный наряд, то и дело привлекающий к себе снисходительные взгляды.
В зале хватает и таких, как она (возбужденных, заинтересованных, по-детски растерянных), и тех, кто прячет за улыбками скуку. Эдгар чувствует настроение некоторых арбитров, которым хочется поскорее убраться подальше; знает, кому традиционный вечер набил оскомину, а для кого по-прежнему остается приятным способом провести время — первым свое общество не навязывает, вторых втягивает в беседу с видимым удовольствием. На эти несколько часов он превращается в радушного хозяина и внимательного собеседника.
Превращаться в кого-либо Эдгару не впервой.
Белокурая официантка в платье-футляре сопровождает гостя наверх и не возвращается обратно. Эдгар отмечает это чисто механически; вычитает единицу из общего числа и держит в уме остаток. Никогда прежде ему не приходилось в короткие сроки организовывать живой аперитив, и теперь он поглядывает на расходный материал без жалости, но чуть озабоченно.
Хватит ли на всех?
Остановить проект, одобренный советом, не в его силах, но Эдгар, по крайней мере, не скупится на широкие жесты. Демонстрация лояльности стоимостью в два десятка человеческих жизней — зрелищно и практически ничего ему не стоит, если задуматься. Совесть услужливо помалкивает, как и всегда в подобных ситуациях; ему, по большому счету, все равно, проживет любая из девиц отведенный срок или никогда не увидит рассвет.
За неполный час он вычеркивает из мысленного списка еще троих.
Эдгар — воплощенное внимание; концентрат заинтересованности, направленной на каждого, кому необходимо уделить время. До запланированной речи остается немногим более пятнадцати минут: он лишь в глубине души надеется, что рассказ не займет их целиком, и ничем не выказывает легкое нетерпение. Уловив краем глаза раздражающе-яркое пятно, не торопится переводить взгляд и реагирует не раньше, чем спутница Грэма подхватывает того под руку.
Время не останавливается, останавливаются любые мыслительные процессы в его голове. Шум голосов скрадывает скрежет стекла: хрупкая ножка бокала разламывается надвое, и обе половинки лишь чудом остаются в пальцах. Эдгар медленно опускает руку, оглушенный и разом потерявший представление о том, где вообще находится. Ему хватает выдержки, чтобы сохранить лицо — но не более. Собственный голос кажется сдавленным и напряженным.
(он почти не осознает, что именно говорит; память услужливо подсказывает шаблоны: что-то про радость знакомства, что-то про удовольствие — отполированные слова срываются с губ без малейшей запинки)
— Надеюсь, вы меня извините, — заканчивает Эдгар. Пока Грэм отвлекается на официантку, он чуть заметно кивает в сторону открытой площадки, где потихоньку собираются любители поглазеть на темное небо. Анхарад не реагирует, продолжая улыбаться сытой кошкой, но он почти уверен, что она пойдет следом.
Иначе какого черта она вообще здесь забыла.
Он чуть было не сшибает с ног одну из девиц и, воспользовавшись мгновением, вручает ей то, что осталось от бокала с шампанским. Зомбированная блондинка в последний момент избегает столкновения и направляется дальше, как ни в чем не бывало. Сдуревшее сердце колотится так, словно Эдгар только что пробежался по ступенькам с первого на сто тридцатый этаж, а потом решил вернуться обратно, перепрыгивая сразу через три. Остановившись у парапета, он несколько секунд пытается выровнять дыхание.
Анхарад ходит почти неслышно. Эдгара коробит от осознания, что он все еще распознает ее походку. Не нужно оборачиваться и проверять.
— Приятно видеть, что тебя выпустили на полвека раньше, — негромко говорит он, изучая закатную линию. Все, что угодно, лишь бы больше не встречаться с ней взглядом.
Мало кто из гостей заметил, как на последнем этаже отеля, за широкими гостиничными дверями, ведущими прочь из зала, что-то сверкнуло, точно молния: секундная слепящая вспышка, затмившая ровный электрический свет освещавших коридор ламп. Здание будто вздрогнуло, светильники и развешанные повсюду гирлянды на миг зажглись ярче, а потом неожиданно погасли, и огромное заполненное не совсем людьми помещение, оба его уровня, наполнилось предвечерней тьмой.
Оркестр перестал играть. И тогда через приоткрытые двери в зал стали неторопливо вплывать некие воздушные создания со светлой рябившей плотью, от которой исходило призрачное мерцание. Некоторые были совсем небольшими, другие достигали в длину трех-четырех футов, но все они раскрывались навстречу гостям, словно цветочные бутоны, вытягивая во все стороны многочисленные дрожащие конечности, не то лапы, не то щупальцы, увеличиваясь в разы. Те, чей взгляд касался конвульсивно сокращающейся светящейся плоти, слышали отзвуки мелодии, такой красивой, что в сравнении с ней меркла любая виртуозно исполненная музыка, и чувствовали дразнящие ароматы — крови, похоти, власти — обещавшие насыщение и блаженство. Остальные морщились от едкой вони и недоумевали: не таких эффектных жестов они ждали от Коллегии.
Клаус Оттенберг, арбитр из Британии, прибывший вместе с Атласом, стоял ближе всех к дверям и одним из первых увидел диковинных созданий. Он занес руку для заклинания, но промедлил, захваченный вихрем музыки, красивее которой не мог себе и представить. Позволил небольшому бутону из органической ткани приблизиться к себе. Страха не было: происходящее было похоже на часть спланированного представления, хоть их о таком и не предупреждали. С близкого расстояния он мог разглядеть каждую выпуклость, каждую трепещущую складку существа и что-то спрятанное среди складок, что-то белое и вытянутое, похожее на кости или тонкие клыки, но даже тогда не почувствовал угрозы.
Тишину прорезали вопли, полные нечеловеческого ужаса.
Несколько «бутонов», распустившись, опустились сзади на ничего не подозревающих иных.
Лившийся из окон вечер осветился вспышками заклинаний, а создания все пребывали.
Появившихся существ можно сравнить с осьминогами или кальмарами с двумя наборами щупалец, только вместо второго набора щупалец у них что-то вроде крыльев, помогающих парить. Что-то вроде, потому что крыльев намного больше двух, вот как-то так, только они несимметричные и неровных форм. Существа движутся частью с щупальцами-отростками вперед; крылья, соответственно, сзади. У них белая резиновая на ощупь плоть, которая не ярко, но заметно светится бледным белым светом. Щупальца ядовиты: если допустить соприкосновение с кожей, будет жжотенько и кожа в этом месте почернеет.
Мелкие особи не очень сильны: их вполне можно сорвать с лица (если вдруг кто захочет помочь Клаусу) или просто разорвать. Кровь черная, вонючая, но не ядовитая. Крупных так просто не разорвать, но горят они здорово.
Я считаю, что зал у нас двухуровневый, не разделенный потолком, то бишь второй уровень меньше по площади и представляет собой что-то вроде балкона (см. вторую картинку в шапке темы). Твари вплывают через двери на втором уровне и опускаются на первый. Пребывают они очень быстро.
А ну и да, списывать друг у друга музыку, если до персонажа она доносится, не нужно: все персонажи слышат разную, ту, которая нравится именно им.Игрокам от гейм-мастера: я не была уверена, кто из вас до сих пор хочет участвовать в квесте, поэтому действий против конкретных персонажей не предпринимала. Ну и арбитрам оставила возможность среагировать и не выглядеть при этом слишком некомпетентными.
Чтобы поучаствовать в веселье достаточно отписать пост со своей реакцией на происходящее. (Возможно имеет смысл установить очередность?)
Развлекать самим себя, то есть описывать как на вас нападают, не обязательно — для этого есть мастер — но можно.
Если вдруг кто из арбитров решит проверить, откуда там твари берутся, то на последнем этаже, в коридоре, откуда можно попасть на второй уровень зала, открыт проход на Изнанку, сквозь который они и лезут. Можно попытаться закрыть проход, но вряд ли получится — что-то мешает, и энергия этого что-то тянется аж из подвала.
Со всеми вопросами и уточнениями в эту тему.
маг 4-го уровня
новобранец в Надзоре
Беспокойство было сродни сдавившим горло тискам. Не страшно... беспокойно.
Анне рассказывали о подобного рода благотворительных вечерах, на которых мелькают состоятельные иные. Что-то вроде вечера примирения, когда строгость и серьезность коллегии дает слабину и предстает в ином свете. Так уж выходило, что у вампиров, чья жизнь тянулась на протяжении не одной сотни лет и чью кровь собирались, при острой необходимости, применять против них, было определенное материальное положение.
Так в чем же было беспокойство, заставляющее постоянно передвигаться по просторному залу и не находись себе места, искать глазами любое малейшее отступление от нормы? И всеми силами пытаться не показывать его, скрывать взволнованный взгляд, отводить глаза от всех, кто захочет взглянуть на нее пристальнее. Анна бы сообщила Ведо о своем беспокойстве, да только никак не могла отыскать его среди собравшихся (отошел, не пришел, выполняет другое важное задание?). Между ними существовала договоренность и он бы не воспринял ее предостережения глупой выдумкой.
Вчера. Это было вчера. Стерильный бассейн и вода пахнущая хлоркой. Ей нравилось плавать по вечерам, разминая напряженные мышцы. Но вчера все было иначе. Несколько таких же поздних посетителей как и она были где-то там, на другой стороне бассейна, пока Анна проплывала свои двадцать пять метров раз за разом. Когда в висках застучало, она остановилась и перевернулась на спину, дрейфуя и разглядывая потолок. Переплетения балок и яркие огни ламп уносили ее сознание куда-то в неизвестное место. Воздух сделался спертым, звуки пропали, а затем снова вернулись.
Пронзительный гул ветра и шум вековых деревьев над головой. Она не шла даже, плыла по воздуху, впитывая в себя влажность цветущих мхов и неизвестных, невиданных растений. Анна знала, что где-то там и находится цель, которую нужно достигнуть. Где-то там где шум нарастает, а сердце стучит все отчетливее. Деревья расступаются перед ней, пока ее тонкие искрящиеся щупальцы касались ветвей, освобождая путь. Её полет сопровождала тихая мелодия, чарующая, но совсем ей не мешающая. Там. Уже совсем близко. Она это знала отчетливо. Там, пульсирующая и струящаяся энергия, вибрирующая при малейшем дуновении ветра. Анна видела лишь смутные очертания, то и дело жмурясь, будто от яркого света. Кто-то пытался обуздать самый настоящий шторм, придать ему форму и закупорить в сосуде. Шторм противился. Шторм не хотел подчиняться. И когда Анна потянулась своими странными вытянутыми нечеловеческими руками к этому сосуду, желая прикоснуться к его мощи кто-то неизвестный с силой потянул ее назад. Боль была жуткой, колючей и непреодолимой, а ее все тянули и тянули назад, прочь от этого места, прочь от недопустимой и чужой энергии. Её сжигало изнутри, ее кожа плавилась, не выдерживая жара.
Затем появился медный привкус во рту. Переплетающиеся в жутких сценах кроны вековых деревьев исчезли. Даже ветер стих, оставляя после себя лишь звук собственного сердца. Взгляд сузился, но свет ламп становился все ярче. Только привкус крови во рту никуда не девался. Её бережно трогали за плечо, выспрашивая как она себя чувствует. Она отвечала, что все нормально и только струящаяся из носа кровь стекала в воду.
Видение не походило на те, которые приходили раньше. Более яркое, более насыщенное. В какой-то момент она почти приняла свою новую форму и правила того мира, в котором рождалась, существовала и пульсировала. А потом все исчезло, словно ее насильно выкинуло оттуда.
Слишком мало фактов. Совершенно неясно.
На страницах оставался отпечаток кровавых пальцев, пока она судорожно записывала все свои ощущения и то, что видела.
Не поддающееся расшифровке. Неестественное и неправильное.
Сейчас же все было в порядке. Анна даже успела перевести дыхание и немного успокоиться, сбавляя обороты своей чрезмерной внимательности, опираясь о перила второго этажа и разглядывая разворачивающееся перед ней действие. И в этот самый момент лампы вдруг вспыхнули, как бывает при перебоях с электричеством, а затем помещение окутала тьма.
Существа казались нереальными, призрачными и отчаянно напоминали Анне что-то. Лишь переведя взгляд на их щупальцы, она поняла что.
Кто-то запел в такт растекающейся вокруг музыке. Кто-то запел песню, которую Анна не слышала уже очень давно. Нужно было не слушать, нужно было сопротивляться. Крик прорезался сквозь нарастающее пение и заставил отвести взгляд от неизвестных существ. Это был Оттенберг - арбитр, прибывший в составе комиссии. Кричал он, кричал так, что кровь стыла в жилах. Первый шаг дался Анне неуверенно, второй уже лучше. Она считала, что должна что-то сделать, помочь ему, спасти... Что есть силы она дернула на себя это странное существо, уцепившись за крылья и пытаясь сорвать с лица мужчины нечто, чему не было места в этом мире. Пальцы скользили по крыльям, но Анна не сдавалась, впиваясь в них короткими ногтями.
Отредактировано Anissa Salmon (2018-08-13 23:34:30)
[nick]Sol Vargas[/nick][icon]https://i.imgur.com/ePko5CU.png[/icon][sign]av by Satira[/sign]
Сегодня
Одинокое слово в единственном сообщении от «номер не определен» на телефоне Марии де Соледад Варгас. Сдвинуть влево, нажать удалить, но прежде в сердцах послать отправителя нахер. Хель прикусывает губу и поправляет выбившуюся из высокой прически прядь, убирая мобильное устройство в крохотную дамскую сумочку Тардис - «больше внутри, чем снаружи». Конечно с бо’льшим желанием она бы спустила его в унитаз, или засунула в «задний карман» Большого-сукина-Сына, наблюдая за тем, как будет слазить самодовольная ухмылка власть имущего подлеца с его лица. И провернула бы по часовой, раз двадцать. Двадцать пять.
О да.
Стоило только представить себе это зрелище, как на губах девушки расцвела гадливая ухмылка, согревающая душу или то, чем оная была заменена.
По мнению Большого-сукина-Сына ежегодный вечер сбора средств Арканума достаточно хорош для того, чтобы стать последним вечером в жизни Эдгара Драйдена. Мнение «редакции», как принято говорить, проживавшей в шкуре секретарши главы Арканума Сан-Франциско целую неделю, не совпадало с мнением «автора» от слова «совсем», однако, смыкающаяся на изящной девичьей шее гаррота обязательств, недвусмысленно намекала на неотвратимость исхода. Что ж, - думала Хель, разглядывая танец огня на доживающих свои последние минуты лилиях, - чему суждено быть, то может и подождать. Не даром говорят норвежцы «то, что продвигается медленно, - продвигается уверенно», а в вопросах убийства второе ценится выше скорости. Хель отпускает ногу в лакированной лодочке с пластиковой педали металлического мусорного ведра и с характерным звуком крышка перекрывает пламени кислород, хороня остатки дипломатической остроты.
Доппельгангер расценила бы букет как предзнаменование – Эдгар сказал сжечь это дерьмо нахер.
И черт возьми, как он это сделал!
Одного воспоминания хватает для того, чтобы мурашки пробежали по спине.
Какое-то время ей потребовалось для того, чтобы привести себя в порядок. Поправить помаду, проверить прическу, разгладить кремовый подол шелкового платья и убедиться, что оно её нисколько не полнит и пару раз улыбнуться чужому отражению в зеркале. Какое-то время ей предстояло поработать хостес, встречая гостей и заверяя всех и каждого, что их визит несет исключительную значимость и для Арканум ценит их жест доброй воли. Бла-бла, бла-бла, прошу, ваше шампанское. Милая улыбка, приветливый взгляд и нужные интонации – первую половину вечера от Соль большего и не требовалось, а вот к продолжению, как оказалось, никто из присутствующих готов не был.
По началу её насторожила тревожная музыка, которая казалась знакомой и чужой одновременно. Хель поморщилась и притворилась, что ей стало немного дурно, чтобы проскользнуть со входной группы в зал торжества, где оставила своему кавалеру сумочку с таблетками. Кто-то ведь даже спросил её об этом, но доппельгангер с трудом вспомнит его лицо и причину, по которой было придумано такое сложное и ненужное объяснение. Оказавшись на месте первое, что бросилось девушке в глаза было обилие бледно-лунного сияния, точно на рождественской ярмарке под старым-добрым Таллинном. Второе – барахтающийся в толпе Арбитр Соединенного Королевства.
Укуси меня вампир
Найти Эдгара и чем скорее, тем лучше. Оливковые глаза ищут широкоплечий силуэт в ореоле ветреных красавиц – найти инкуба быстрее просто невозможно и благо взгляд наконец цепляется за парочку на балконе. Вокруг начинается паника и на барабанные перепонки с ужасной силой начинают давить заунывные скрипичные мотивы. Хель терпеть не может эту «деревянную истеричку». Лавируя между гостей и вторженцев, она пытается отыскать точку входа, но животная паника берёт вверх.
Сохраняя внешнее спокойствие, самым явным образом контрастирующее с происходящим вокруг, она направляется в сторону балкона – стук тонких шпилек тонет в «танго смерти» Вивальди. Ладонь ложится на подвязку на правом бедре и взвинченная пружина внутри сдает позиции стоит ощутить холодную рукоять стилета. Хель переходит на элегантный и – казалось бы – ни к чему не обязывающий бег, прежде чем остановится в дверях, ухватившись пальцами за еркер. Беглый взгляд на происходящее, едва заметный кивок, вместо вступительной прилюдии.
- Los invitados se quejan de músicos no invitados. Господин Оттенберг физически лишен дара речи, - её испанский звонкий, точно горный ручей, он серебряным лезвием впивается в вечернюю прохладу. Звучит это словно за между прочим, как приглашение к горячему блюду, игре в покер и разговору о погоде в сранном Девоншире, до которого никому уже давным-давно нет никакого дела. Хель оборачивается через плечо, наигранно лениво, стараясь сохранять хорошую мину при скверной игре, и прежде чем вернутся в зал, спрашивает, - ¿Quieres echar un vistazo?
Что может сделать суккуб, на глазах которого разворачивается леденящая кровь трагикомедия? Затрахать призрачного кальмара до смерти? Навряд ли это хоть кто-то оценит. Что может сделать секретарь, на чьи плечи легка львиная доля организации мероприятия? Подсчитать, какой счет им выставит гостиница и картинно упасть в обморок? Толку от этого не больше, чем от первого варианта.
А что сделает подосланный убийца?
- На любителей благотворительности они похожи в последнюю очередь, - девушка облизывает губы и ждёт, когда Эдгар предложит дальнейший план действий. Драйден он или где?
Высший свет богатеев отмалчиваться не стал и осознав, что склизкие гости пришли без пригласительных и чековых книжек ответили разношерстым залпом заклинаний – брызнула первая кровь и зал заполонил едкий запах блевотины и гнили, чуть было не согнувший Хель пополам. Совсем некстати вспомнились лилии. Поборов рвотный позыв девушка с надеждой посмотрела на свою жертву и работодателя.
- Прикажите выводить гостей?
Досадно. Неужели все-таки сегодня?
Анхарад зябко поводит плечами, останавливаясь по правую руку от Эдгара — откровенный наряд точно не спасает от вечерней прохлады. Когда она поворачивается, оглядываясь на оставшихся в зале гостей, ему хочется присвистнуть: алое платье-комбинация, и спереди выглядевшее вызывающе, полностью открывает спину, а по левому бедру расходится глубоким вырезом. Тонкая ткань не столько прячет, сколько очерчивает линии ее силуэта, демонстрируя, в том числе, что Анхарад решила обойтись без нижнего белья.
Не об этом ему стоило бы думать. Эдгар отворачивается прежде, чем она успевает заметить изменившееся выражение его лица. Или по крайней мере, надеется, что прежде.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает в лоб, чувствуя, что при всем желании не сможет поддерживать ни к чему не обязывающую светскую беседу. Анхарад лишь легкомысленно смеется, и он с досадой подмечает, что знает каждый сантиметр ее тела, но понятия не имеет, что творится у нее в голове.
— Что тебе нужно? — он злится, когда слышит тот же смех в ответ. На краткий миг эта злость придает сил — и тут же оставляет его, стоит только сделать шаг навстречу улыбающейся вампирше. Эдгар почти решается встряхнуть ее, точно куклу.
(на самом деле он мечтает ее сломать; испортить каким угодно образом, чтобы все это закончилось раз и навсегда)
Вместо этого — застывает, задержавшись взглядом на ее губах.
Как и сотню лет тому назад, не может сказать, чего ему хочется больше: запереть Анхарад в клетке и похоронить в водах пролива или сорвать с нее чертово платье.
Обстоятельства решают за него. Эдгар вздрагивает, услышав жуткий женский крик: совершенно неестественный, протяжный, на одной высокой ноте. Почему-то даже не удивляется — чувствует странную внутреннюю готовность принять какую угодно катастрофу, случившуюся в стенах отеля.
Нашествие фейри, объявивших войну всем трем расам иных.
Визит армии вампиров с плакатами «смерть ублюдкам из коллегии».
Да хоть воскресшего сына Господня и дюжину его зомби-апостолов.
Что угодно.
Реальность оказывается даже слегка разочаровывающей. Эдгар окидывает беглым взглядом царящий в зале хаос и чуть было не впечатывается в спешащую навстречу Соль. Она выглядит совсем спокойной, словно не за ее спиной светящиеся хищные кальмары опускаются на головы завороженным гостям. Даже шутит, хотя суть иронии доходит до него не сразу. Он подается в сторону, бесцеремонно выхватывая пистолет из рук арбитра: тот все еще целится в одно из существ, но явно не собирается стрелять, потерявшийся в пространстве и времени.
Несколько секунд Эдгар и сам не может думать ни о чем, кроме органной музыки, которая начинает звучать из ниоткуда, стоит только присмотреться к пожаловавшей в гости дряни.
(голос анхарад вплетается в мелодию; зовет за собой; обещает)
Наваждение исчезает, стоит Соль бесцеремонно дернуть его за ворот. Он шумно вдыхает, стиснув челюсти.
— Выводи. Только не подставляйся, поняла? — требует Эдгар, заглядывая ей в глаза. Золотая запонка падает на пол и куда-то закатывается, стоит ему рвануть рукав рубашки. Свернувшаяся вокруг левого предплечья веревка оживает; кольцом смыкается на девичьей шее в полном соответствии с мысленным приказом: защищай. Много ли от этой защиты будет толку, он не знает, но здраво предполагает, что любая мелочь лучше, чем совсем ничего.
Прежде, чем Соль успевает развернуться, он дергает ее на себя; прижимает ухом к груди, закрывая второе свободной рукой — словно родитель, который собирается выматериться при пятилетке. В просторном, но все-таки замкнутом помещении выстрел получается оглушительным.
Наплевать.
Пусть лучше лишатся слуха, чем сдохнут, загипнотизированные потусторонним оркестром.
— Все на выход за мисс Варгас. Немедленно! — рявкает Эдгар, выпуская Соль и подталкивая ее вперед. Тратит еще секунду на безнадежные поиски Ведо, но почти сразу понимает, что разбираться придется без главы надзора.
И, фактически, без оружия — в его случае.
(слабо светящаяся дрянь, схлопотавшая пулю, подыхать не торопится, хотя и замедляет движение)
— Сэлмон! Ты маг или кто! — уворачиваясь от твари, которая целенаправленно плывет в его сторону, кричит Эдгар: проверять, отреагировала на него Анисса или продолжает воевать при помощи одних лишь ногтей, времени нет, но он все же надеется на лучшее.
Ткань трещит, натягиваясь на посеревшей коже. Он сдирает фрак уже не рукой — трансформированной лапой, — чувствуя, как рвется рубашка. Несколько мгновений спустя расправляет и тут же складывает за спиной крылья; легкий шелест тонет в окружающем шуме.
Долго выбирать цель не приходится: блядская летучая креветка все еще норовит опуститься ему на голову. Эдгар морщится, ухватив ее за полупрозрачные лепестки — ощущение чужеродной и какой-то затхлой энергии пробирает до самых костей.
Вонючая черная кровь проливается на пол; он чисто на всякий случай отшатывается в сторону, не уверенный, что хочет к ней случайно прикоснуться.
маг 4-го уровня
Глава медицинской службы Арканума Сан-Франциско
Начинается все с запаха.
Аншель стоит едва ли не у стены — фуршетные столы вечно располагают довольно далеко от входа, что, в самом деле, весьма логично. Пахнет так, что хоть святых выноси. Аншель теряется, пытается прикинуть, не взбрело ли в голову нанятой кейтеринговой службе накормить дорогих гостей сюрстреммингом и лютефиском одновременно. И только тогда оборачивается.
Существа, парящие над землей, Аншелю категорически не нравятся. Кем бы они ни были — медузами ли, осьминогами ли, каракатицами ли, их объединяет одно. Все это летучее дерьмо трефно настолько, насколько это возможно. Уже этого с лихвой хватит, чтобы отправить их всех к дьяволовой матери. Он шагает назад, задевает спиной стол и зачем-то кладет руку на накрахмаленную скатерть, вкладывая в этот дурацкий жест всю свою тревогу.
— Хицойним1, — вырывается у Аншеля. Он не видел ничего подобного и сомневается, что хочет повстречаться с этой поганью вновь. А еще — в том, что в ближайшее время сунется на приемы, будь они неладны. Незнакомая музыка вдруг охватывает все его существо, заполняет, точно пустой сосуд. Ощущение целостности едва не заставляет Аншеля забыть, кем он является. В музыке сливаются воедино все его любимые песни разом, в нее юркой змейкой вплетается бархатный голос Себастьяна, и на месте желаний остается всего одно. Чтобы мелодия никогда больше не завершалась.
Выстрел Драйдена резко выводит его из оцепенения. У Аншеля нет при себе оружия, да и ни к чему оно тому, кто давно похоронил перспективную карьеру арбитра. Но магия при нем, и он не думает — сразу пускает ее в ход, выбрасывая вперед руку. Нитка-фокусировщик вспыхивает ярко-красным в бледном свете, исходящим от неизвестных существ.
— Ну уж нет, — сквозь зубы цедит Аншель, увидев на горизонте тварину приличных размеров. Дама в облегающем лиловом платье застывает женой Лота, безучастно глядя в сторону, глупо улыбаясь и не реагируя на оклики, а нечто преспокойно — Шисэф, — на бледном теле существа появляется глубокий разрез. Он нисколько не мешает твари тянуть свои щупальца к жертве. Аншель изумляется, что заклинание срабатывает не так, как надо. Может, мало силы в него вложил?
— Ш-ш-ш-шисэф, — он протягивает шипящую до щекотки, до полусвиста и отсекает сразу несколько щупалец. А загадочная зверушка и не думает подыхать.
Но тут внимание привлекает голос Эдгара — не узнать сложно. Тот к кому-то обращается — все, теперь понятно, к кому — и выглядит... интересно. При любом другом раскладе Аншель бы замер, чтобы понаблюдать за трансформацией непосредственного начальства. Во-первых, это красиво. Во-вторых, потому что и той причины достаточно. Но нужно бы заняться спасением чужих шкур и попутно — своей собственной. Весьма дорогой самому целителю тонко выделанной шкуры. К тому же, успокаивает себя Аншель, уж кто-кто, а Эдгар Драйден справится. Ну просто не может не.
— Элай2, — требует Аншель, раскрывая ладонь навстречу скульптурной группе из двух арбитров и одного чудовища. Тянуть на себя это создание действительно сложно, на лбу выступают капли пота, когда ему удается все-таки отодрать нечто светящееся от англичанина. Оно уступает в размерах своему «товарищу», нацелившемуся на даму в лиловом. Возможно, поэтому с ним удается сладить. Но брать гадину Аншель не собирается и снова применяет старый добрый...
— Шисэф3, — змеей шипит Коэн, делая резкое движение двумя пальцами и разрезая истерзанного условного «кальмара» на две неаккуратные половины для верности. На полу, уже заляпанном, разливается зловонная лужа. Не поскользнуться бы. Но поскальзывается Аншель, как назло, на ровном месте и цепляется за первого встречного, чтобы не растянуться на паркете. Преодолев расстояние до парочки, он хмурится. Так, ладно, о том, откуда на них двинулась эта летучая эскадра, он еще успеет подумать на досуге, пока же это головная боль других арбитров.
— Вы как? — будничным тоном интересуется Аншель у бесстрашной защитницы британца. — Так впивались в эту пакость... — а теперь к волнению примешивается еще и немного восхищения. — Ладони чувствуете? Кровь следов на коже не оставила?
Аншель не помнит имени девушки. У него большие проблемы с инициалами и лицами сослуживцев, если это, конечно, не подчиненные или какие-нибудь местечковые знаменитости вроде Эдгара Драйдена.
— Сим лев4, — произносит Аншель, направляя заклинание на лондонского гостя. Сейчас по идее он должен обрести какую-никакую связь с реальностью, «сим лев» обычно дает раненым прилив сил на краткое время. А больше им и не надо, лишь бы в обморок не завалился. У Аншеля нет даже нескольких спокойных минут, чтобы провести беглую диагностику, сейчас важно вывести его отсюда. И как бы пренебрежительно Аншель ни относился к гоям (тем паче к гоям-британцам), оставлять пострадавшего на произвол судьбы никак нельзя. Присутствующим гостям не особо-то нравится выходить цивилизованно, кто-то считает себя равнее других и отталкивает назад визжащую роковую красавицу, разом растерявшую в условиях опасности весь свой лоск.
— Резать как-то не слишком эффективно. Те, что покрупнее, не спешат в ад, — делится наблюдениями Аншель. Разумеется, делится с девушкой, арбитру сейчас явно не до бесед. Иные судорожно рвутся наружу, но тут-то в голову приходит мысль. А не ждет ли кто-то, наславший этих тварей, сейчас снаружи? Вскрикивает мужчина — у толстосума прорезается фальцет. Одна мысль сменяется второй, не менее мрачной.
Не образовалась бы давка.
1. чужаки, нечистая сила (иди)
2. ко мне (ивр)
3. рассекать (ивр)
4. будь внимательнее (ивр)
«Кальмар» налип на лицо Оттенберга, присосавшись к коже десятками щупалец. Они отлеплялись, с трудом, но отлеплялись — некоторые, впрочем, рвались — с отталкивающим чавкающим звуком, похожим на причмокивания. Тварь проиграла схватку с магией.
Клаус, получив возможность дышать, сдавленно заскулил. Он трясся как в лихорадке, а его лицо, расчерченное черным, набухшее багрянцем, походило на диковатую абстракцию — на нем ничего нельзя было разобрать. Кожу будто облили кислотой, Оттенберг не мог открыть глаза и толком не понимал, где находится. А несколько других тварей уже устремились на подмогу побежденному сородичу.
Их становилось все больше — тварей, снующих над головами иных. Бледное пульсирующее свечение, исходившее от их тел, становилось все плотнее и ярче по мере того, как они прибывали, и вскоре уже им был освещен весь громадный помпезный зал. Бессчетное количество щупалец тянулось к добыче.
Сразу восемь тварей, ринулись на звук выстрела, образовав вокруг изменившегося инкуба кольцо. Зависли, гипнотизируя люминесценцией и шевелением сокращающихся щупалец — ни одна не рисковала нападать, но вместе они сужали кольцо.
Еще несколько тварей, намного крупнее прочих — они и светились ярче; и свет оглушал музыкой, мощной, стремительной, бешеной — нависли над парой иных, торопящихся к выходу впереди той, что звалась Соледад, и они (иные, а не твари), развернувшись как по команде и не опуская запрокинутые головы — чтобы слушать музыку — накинулись на тех, кто шел позади. Один из двоих, невысокий рыжеволосый маг, вцепился Соль в волосы, пытаясь заставить и ее посмотреть вверх.
Тварь, еще минуту назад восседавшая на голове женщины в лиловом платье, отлипла от останков своей жертвы и резво поплыла за недавним своим обидчиком, тянясь к нему оставшимися отростками. Женщина осталась лежать на полу с почерневшим лицом, на котором резко выделялись светлые островки кожи, белой, как кость. Это и были кости.
Клаус Оттенберг наконец-то открыл глаза и тут же выдохнул: «Берегись!»
Его взгляд был направлен за спину неизвестного ему низкого темноволосого мужчины — который ему помог?
