Тяжелая дверь скрипнула, пропуская в помещение холодный осенний ветер и чьи-то тихие шаги. Ну, как тихие, поначалу именно так и было, пока ноги мужчины не запутались, и он чуть не споткнулся. В следствии чего прозвучало звонкое "тьфутыблядь", которое эхом разнеслось по всей церкви и утонуло где-то в дальних коридорах.
Сэм поспешил прикрыть рот свободной рукой, как будто этот жест помог бы приглушить громкость уже вырвавшегося вопля. На секунду мужчина почувствовал себя шестилетним мальчиком. В те далекие времена, когда он еще ходил в церковь, а мать постоянно шикала на сына, когда он умудрялся говорить громче положенного. Со всей присущей ей набожностью, она без умолку твердила ребёнку, повторяя изо дня в день: "В церкви должна быть тишина, а иначе ты не услышишь голоса Господнего".
От нахлынувших воспоминаний мужчина чуть вновь не чертыхнулся, но вовремя закрыл рот и возвел глаза к потолку. Он еще не очень понимал, зачем вообще зашел в эту неприметную церковь, но и уходить так быстро как-то не решался. Кажется, именно в том юном шестилетнем возрасте он был в церкви последний раз, а это... Попытавшись посчитать свой возраст на одной руке, мужчина в итоге сдался и просто махнул ею, как будто пытаясь прекратить эти бесполезные размышления. Да, много лет прошло, а верующим за это время он так и не стал.
Задумавшись о чем-то своём, мужчина сделал несколько шагов в сторону деревянной скамьи. Кончиками пальцев прошелся по старой, тронутой трещинами, древесине, местами на ней еще виднелись ошметки лака, которые он тут же попытался поддеть ногтем. На секунду он даже подумал присесть и проникнуться здешней атмосферой как полагается: полной грудью вдохнуть аромат ладана и дешевого воска, от которого уже в носу начинало свербеть, перекреститься, как там правильно делается, слева на право, или наоборот, помолиться, попросить прощения, или чего там еще обычно просят, здоровья? Хаотичный поток мыслей был настолько глуп, что мужчина лишь махнул головой и решил отставить эти размышления до более благоприятных дней. Облокотившись локтями о спинку лавки, та жалобно скрипнула под его весом, моля прекратить эти мучения, к чему Сэмюель прислушался и поспешил убрать руки подальше. Не хватало еще, чтобы скамья развалилась на части по его вине. В пустом зале свидетелей конечно не было, но как там говорится, береженого Бог бережет, да? Его губы машинально вытянулись в ироничной ухмылке.
Нервно передернув плечами, мужчина вновь обвел небольшое помещение взглядом, было развернулся уже к выходу, как взгляд зацепился за небольшую пристройку с парой тяжелых и пыльных штор. Исповедальня. На губах заиграла слегка сломанная улыбка, так как с этой кабинкой у маленького Сэмюеля были связаны и приятные воспоминания.
Изредка, когда мать была всецело поглощена своими мольбами и тревогами, а этим она страдала фактически круглосуточно, мальчику удавалось вырваться из-под её крыла и пойти на поиски приключений. Конечно злобных пиратов и чудовищ на территории церкви, да и вообще, найти Сэму так и не удалось, но однажды он заглянул за очень похожую штору и увидел небольшую лавку и сетчатое окошко. Мальчик тогда представил это некой невиданной пещерой и без раздумий нырнул в её нутро. Конечно там он не встретил никаких приключений, кроме одного доброго священника, который сидел с другой стороны окошка и ждал покаяний. От мальчика правда подобного невозможно было дождаться, а потому мужчина просовывал ему мятные леденцы. Это воспоминание отдавало горькой мятой и эфирными маслами, которыми пахли престарелые руки священника, но почему-то именно эта картинка сейчас была такой яркой.
Повинуясь некой ностальгии, Сэм прошелся к исповедальне и нырнул внутрь, как обычно, ища приключений или то тёплое чувство, которое принесло ему воспоминание из детства.
Конечно внутри всё оказалось не таким, как хотелось бы: отсутствовал желанный аромат мяты, да и кроме ладана здесь ничем более и не пахло, возможно только едва уловимым ароматом краски, о чем свидетельствовали выкрашенные лаком деревянные стенки. Здесь было чисто и да, просто чисто. Было видно, что церковь не пребывает в запустении и её постоянно поддерживают должным уходом, может скоро и те старые лавки обновят.
Сэмюель задумчиво заглянул сквозь зарешеченное окошко, повинуясь какому-то детскому любопытству - никого.
Вот так всегда, и конфеткой никто не угостит.
Мужчина присел, наслаждаясь уютом тесной кабинки, благо клаустрофобией он никогда не страдал, а потому сейчас ощутил некое уединение, которое вмиг было нарушено посторонним звуком приближающихся шагов. Кажется, они направлялись прямиком к его временному пристанищу. Сэм замер в ожидании, пока через несколько мгновений шелест штор и скрип деревянной лавки не оповестили его о том, что соседнее место с стой стороны окошка только что было кем-то занято.
Первым порывом было сбежать, ведь это каждому человеку дается лучшего всего, убегать от проблем и реальности. Затем, слегка пораскинув мозгами, мужчина пришел к выводу, что где еще он сегодня найдет для себя собеседника. Не это ли люди зовут идеально сложившейся ситуацией?
- Святой отец? - Мужчина задумчиво почесал подбородок, с некой меланхолией отмечая тот факт, что его щетина скоро вырастет из того возраста, когда еще может называться щетиной. - А о чем, собственно, здесь принято разговаривать?
Сэм даже не сразу понял, что произнёс эти мысли в слух, но, кажется, его слова ни капли не смутили сидящего по ту сторону человека. Судя по всему, заблудшие агнцы, как когда-то называла всех подряд мать, часто наведывались в эти святые стены и задавали свои не менее глупые вопросы.
Как там обычно в фильмах происходит?
- Святой отец, кажется, я согрешил, - и только после озвученных слов Мёрфи начинает хаотично соображать, о каком из сотни грехов он хочет поведать, особенно совсем незнакомому человеку, который, судя по бурлящей энергии, так же являлся иным.